Ландскнехт-алебардщик, 15 в.

Ландскнехты — один из самых узнаваемых образов Ренессанса. Немецкие наёмники за несколько веков успели и покрыть себя славой, и войти в историю в качестве форменных разбойников. Именно ландскнехтам мы обязаны, например, словами “мародёр” (по имени одного из их капитанов) и “банда” (изначально так назывался просто воинский отряд). Однако в XVI веке, когда ландскнехты вышли на пик известности и военных возможностей, они воспринимались совершенно по-другому — как оплот свободы, равенства, как отдельное общество, лишённое жёсткой иерархии средневекового социума, настоящий другой глобус для изгоев и при этом эффективная боевая единица.

Впервые о ландскнехтах заговорили в 1480-х годах. Профессиональные пехотинцы, вооружённые алебардами, пиками и аркебузами, сражающиеся плотными рядами, в ближайшие столетия оказывались участниками огромного количества европейских войн, от походов на мавров в Африке до столкновений с русским войском Ивана Грозного в Ливонии.

Специфические черты войска угадывались сразу. Это была самая эгалитарная армия своей эпохи. Ландскнехтом мог стать любой. Однако их статус разительно отличался от, например, крестьянского. Император не стеснялся лично ходить на парадах с пикой на плече в строю ландскнехтов, как бы уравнивая — не себя с ними, а их с собой. Очень быстро выработалась специфическая этика и организация ландскнехтов. Это были наёмники, они сражались за деньги, но с рядом важных оговорок.

Во-первых, нанимались они только к владыкам Священной Римской империи. Поступившие иначе рассматривались как предатели, и в столкновении с “правильными” ландскнехтами судьба их была печальна. Так, поступивший на службу Франции “Чёрный отряд” (обычный перевод “Чёрная банда” не вполне корректен) был полностью вырезан по итогам встречи с бывшими коллегами. Наёмники, разумеется, шли обычно служить тому, кто больше платил, но, поступив на службу, не позволяли себя перекупить, если наниматель исполнял свои обязанности.

Принцип “Ты мне — я тебе” соблюдался жёстко: пока наниматель исправно платил, он мог не опасаться за верность бойцов. Более того, задержки по уважительным причинам вполне принимались во внимание. Как обычно, жизнь накладывала свой отпечаток на отношения, но идеал был именно таков, и ему старались соответствовать. Интересно, что верность слову культивировалась даже по отношению к противнику: как-то раз, вернувшись из плена в Венеции под честное слово год не воевать против венецианцев, наёмники… сдержали его. В общем, ландскнехты сформировали вполне современные представления о деловой этике и корпоративной чести. На принципе “Ты мне — я тебе” строились отношения не только с нанимателем, но и с врагом.

Для множества немецких молодых людей карьера ландскнехта стала великолепным социальным лифтом. Над наёмником не стоял землевладелец. Его мог судить только суд равных. Он подчинялся только собственному полковнику — и обязывался к тому только договором, заключённым по собственной воле. Сам полковник был не господином, а первым среди равных, который может требовать что угодно — но строго в пределах контракта.

Наконец, над ландскнехтом не нависала пирамида феодальной лестницы: дворянин имел лишь минимальные привилегии, главным вопросом оставались личные способности и заслуги. Конечно, в реальности дворянин чаще всего имел изначально лучшую индивидуальную и тактическую подготовку и лучшее снаряжение, и всё же достаточно везучий и настойчивый крестьянин, пообтесавшись, мог занять любую должность, включая полковничью.